Шанхай Гранд. Запретная любовь и международные интриги в обреченном мире - Taras Grescoe

телеграммы и, наконец, к началу девяностых годов - в электронных письмах, записанных на матричных принтерах. В Далласе я провел неделю, фотографируя мелкий почерк и крошечные снимки, заполнившие страницы тридцати пяти дневников сэра Виктора Сассуна, хранящихся в библиотеке ДеГольер Южного методистского университета. Там же меня любезно приняла племянница его покойной жены, которая провела для меня экскурсию по старому особняку Сассуна, рассказывая истории о том, как сэр Виктор сохранил свою любовь к скорости и новизне в эпоху Спутника и Элвиса Пресли. В отличие от этого, последний акт жизни Синмая - история о том, что стало с ним после того, как в 1949 году китайские коммунисты протянули "бамбуковый занавес" из Кантона в Маньчжурию, - никогда не пересказывался на Западе.

Что случилось с Синмаем после того, как политика и история сговорились лишить его сначала дома, потом типографии и семейного состояния, а в конце концов и репутации? Стихотворение на обратной стороне его могилы, хотя и не приблизило меня к ответу, заставило еще больше решимости копнуть глубже.

Ведь то, что случилось с Зау Синмаем, я знал, случилось и с Шанхаем. В течение короткого блестящего периода это было одно из самых космополитичных мест на земле - город, где конфуцианские ученые изучали философию Бертрана Рассела, где фермерские мальчики со Среднего Запада обучались каллиграфии поэтов династии Тан и где вьетнамские детективы вступали в перестрелки с киллерами из тайных обществ на улицах Французской концессии. Во времена до появления электронной почты, мобильных телефонов и социальных сетей это было место, куда могли сбежать амбициозные, хитрые и отчаянные люди, чтобы избавиться от старых личностей и создать свою жизнь с нуля. Именно в Шанхае горничные становились белыми русскими княжнами, а сыновья обедневших крестьян превращались в криминальных авторитетов. Именно здесь сосуществование умопомрачительного богатства и ужасающей нищеты послужило тиглем для идеологий, которые изменили Азию и продолжают определять глобальную геополитику в XXI веке.

Местом пересечения этих жизней стало знаменитое здание, чей почтовый адрес - 20 Nanking Road: Cathay Hotel, дом, построенный сэром Виктором Сассуном. Его открытие состоялось в 1929 год и ознаменовало начало золотого века гламура в этом городе. Взрыв у вращающихся дверей восемь лет спустя ознаменовал конец старого Шанхая, а вместе с ним и долгий роман Запада с идеей "Катая" - загадочного, покорного, неизменного Востока, который долго лелеяло западное воображение.

На ручке, которую я положил на могилу Зау Синмая, было написано "Peace Hotel" - так отель стал называться после прихода к власти китайской коммунистической партии. К тому времени, когда "Катай" уступил место "Миру", Китай пережил вторжение, оккупацию, мировую войну и революцию, а три напряженно прожитые жизни были разделены и кардинально изменены. Из всех героев этой истории только один остался свидетелем того, что история приготовила для Шанхая.

История человечества вписана в физическую ткань мира для тех, кто найдет время ее прочитать. В Шанхае она начертана на узорах улиц и читается на поверхности кирпичей и камней зданий, которые, вопреки всему, продолжают стоять на протяжении многих лет. Именно потому, что я знаю, что история пишется не только на бумаге, я решил вернуться в Шанхай, чтобы узнать, что, если вообще что-то, его улицы могут рассказать мне о людях, которые когда-то жили здесь такой насыщенной и яркой жизнью.

Из окна своего пятого этажа я наблюдал, как оживает Бунд. Семьдесят лет назад колокола на вершине британского Таможенного дома играли Вестминстерские кварталы, успокаивающе повторяя звон Биг-Бена над Темзой в полумире от нас. В это утро, когда циферблаты часов показывали семь часов, динамики на том же здании заставили набережную реки зазвучать записанной версией гимна Культурной революции "Восток красный".

Даже в такое раннее утро тротуар внизу был оживлен бурной жизнью большого азиатского города. Бегуны пробирались среди людей, запускающих воздушных змеев в форме драконов, и торговцев с дымящимися горшочками с кукурузой в початках. Пожилой мужчина на велосипеде безмятежно улыбался, проезжая мимо полицейского в белой фуражке, который отрывисто ругал его за езду по тротуару. Я натянул куртку и вышел за дверь, готовый к новому дню прогулок по улицам. Я знал, что развязка истории Зау Синмая где-то рядом, вписана в кирпичи и переулки Шанхая. Мне предстояло много читать.

* Хотя слово "шанхайцы" используется для обозначения как диалекта, на котором говорят в Шанхае, так и китайских жителей города, с XIX века жители европейского и североамериканского происхождения предпочитают нелицеприятный термин "шанхайцы" - вероятно, из-за того, что он наводит на мысль об островитянах, окруженных огромным морем человечества.

Часть 1.

За последнюю тысячу лет Сассун ни разу не ошибся

- Эрнест О. Хаузер, "Потрясающие Сассуны".

Американский Меркурий, 1940.

1: Шанхай, 28 января 1932 года

Комнатный мальчик как раз освобождал стол сэра Виктора Сассуна для ti n - обеда из нескольких блюд, который по четвергам включал овощное карри по-бомбейски в сопровождении бутылки ледяного эля Bass, - когда раздался взрыв. Внезапно и властно каждая молекула в пентхаусе отеля "Cathay" сместилась с места от мощного ударного толчка, почти тектонического по своей силе, за которым через полтакта последовал водянистый, всеохватывающий вуш. На мгновение показалось, что все здание подалось назад, как крепкий мужчина, которого раскачивает на пятках порыв тихоокеанского тайфуна.

Сэр Виктор подошел к окнам, выходящим на север, в сторону Публичных садов. Гейзер грязной воды уже опускался в облако пара на реке перед японским консульством в Хонгкью. Ударные волны от взрыва заставили крылатые джонки на реке Вангпу покачиваться, как игрушки в ванне. Судя по всему, китайцы подорвали морскую мину в пятидесяти ярдах от "Идзумо", флагмана японского императорского флота в Китае.

Так все и было. Токио и Нанкин не собирались ограничивать свои разборки Маньчжурией. Они собирались перенести борьбу к его порогу.

То, что азиаты вцепились друг другу в глотки, - это одно дело. Другое дело, что местом их сражения стал величайший мегаполис Дальнего Востока - город, чье величие проистекало от постоянной промышленности западных держав. С тех пор как японцы потопили русский флот в Порт-Артуре в 1905 году - впервые западная держава потерпела поражение от восточной - они разгуливали по Азии с таким видом, будто владели ею. В Шанхае число их фабрик постоянно росло, как и число японцев, проживающих в городе, так что теперь их численность превышала совокупное население Великобритании и США.

Несмотря на заверения в мирных намерениях Токио в Шанхае,